Разбитые зеркала

By Чудик
Beta: Helga
Fandom: Devil Wears «Prada»
Pairing: Миранда/Андреа
Rating: R; AU; Future Fic
A/N: Дурное влияние «Галактики».

Разбитые зеркала 

Зеркало разбилось в тот день, когда пришло сообщение. 

Трубку в приемной взяла Эмили. Ты вздрогнула, когда услышала этот телефонный звонок - резкий звук, разрывающий относительную тишину комнаты. Потом ты услышала хорошо поставленный и немного неестественный голос Эмили. Но не обратила внимания. Последние месяцы окружающий мир словно отгородился от тебя каменной стеной - или ты от него. Ты механически выполняла свою работу - по выработанной за долгие годы привычке. Сама ты, мысли твои слишком далеко. Мысли и воспоминания. И вопросы без ответов. Слишком много. Слишком тяжело. 

Эмили вошла без стука и остановилась. Ты обернулась. Даже не услышала – почувствовала. Словно вместе с ней в твой кабинет проник какой-то немыслимый холод. Колючий и безжалостный. Она была бледна, во взгляде шок, губы дрожат. Она что-то говорила, но ты ничего не разобрала. Ни звука. Только смотрела на нее. Кажется, ты в ту же секунду поняла все. Таким ты и запомнила тот день: бледность Эмили и ее молчание, бывшее красноречивее любых слов, и слепящую белизну облаков, отражавшихся в зеркальной поверхности небоскреба напротив. День, когда ты поняла – она уже не вернется. Никогда. Ты заметила осколки поздно вечером. Крупные, блестящие,  неровные, с острыми краями, они разлетелись по ковру.  

Ты не помнишь, как это случилось и когда. Не понимаешь.  

Зеркало это висело здесь, кажется, всегда. Ты стояла и смотрела на свое отражение в десятках, сотнях маленьких зеркал. Говорят, нельзя смотреться в разбитое зеркало. А тебе уже было все равно. Часть тебя просто ушла вместе с ней. Ты смотрела и не узнавала сама себя.   

Она вернулась во снах. В таких реальных, четких и болезненно ярких. И она была такая… настоящая. Живая, в рваных джинсах, синем свитере, - кажется, в том самом жутком синем свитере, который ты так раскритиковала в свое время. Так давно… Как же невообразимо давно это было! На ногах ее были кроссовки - белые с серыми вставками, на них - брызги прилипшего мелкого песка. Волосы довольно небрежно заплетены в косу, пара локонов выбилась на свободу - и полное отсутствие макияжа. Она казалась другой, не такой, как ты ее помнила. Моложе. Тебе снилась ее легкая улыбка и ее рука, которую ты держала и не отпускала. Она говорила о море. Ты помнишь, что она любила море. И вы шли вдвоем по пустынному пляжу, уходящему в бесконечность. Песок и вода. И небо - такое невероятно голубое.

Ты не хотела просыпаться. Не хотела возвращаться в реальность без нее. Без твоей Андреа.  

Ты и подумать не могла, что все может так получиться. Глупо. Ужасно глупо. До смешного. Эти ее упрямство и непокорность. Это ее стремление к свободе. Свобода всегда была для нее превыше всего. Ты думала, что сможешь это изменить, сможешь привязать ее к себе… но все оказалось напрасным. Ты пыталась. Холодное молчание, скандалы, истерики и слезы - все было бесполезно. Ты не могла понять - почему? Ради чего она это делает? Зачем эта ее чертова работа - бессмысленная работа, как тебе казалось. Бесконечные сверхурочные, опасные командировки. И статьи. Статьи-статьи-статьи. Блестящие - с этим невозможно спорить, но не за эти же жалкие гроши? Впрочем, она могла бы вообще не работать. Твоего состояния хватило бы вам на оставшуюся жизнь; и не только вам, но и девочкам. А она… она и слышать ничего не хотела. Она любила свою работу. Она всегда хотела быть журналисткой. И ты не могла ей помешать, не могла остановить.  

Как и тогда…  Если бы ты знала, что в тот день видела ее в последний раз! Если бы… Она полетела. «Всего месяц, – очаровательная улыбка. - Ты не успеешь разобраться с показами, как я вернусь!» И привычное обещание быть аккуратнее. Ты не должна была ее отпускать.  

Ты до сих пор помнишь, каким невероятно голубым было небо тогда. Высокое, кристально чистое, без единого белого пятна-облака, насыщенное, словно кто-то пролил голубую акварель. Ты никогда в жизни не видела такого неба. Хотя нет, видела. В своих снах. В снах, где была она.  

Ты стояла в отдалении, одна в своем горе, наедине со своей болью и утратой. Ты даже не могла понять, что делаешь здесь - ее ведь там не было, тело так и не нашли. «Я буду аккуратной. Обещаю, - ее горячая ладонь на твоей спине и нежный, почти неощутимый поцелуй в щеку. - Обещаю, Миранда, я никогда не оставлю тебя…»

Обещания своего она не сдержала. Теперь ты одна.  

Но, может быть…  

Сны стали твоей отдушиной. Ты жила по инерции, работала по инерции. Не обращала внимания на безмолвное недовольство Ирва, на беспокойство Найджела и настороженность Эмили. Ты делала то, что лучше тебя все равно никто бы никогда не сделал. Может, не так хорошо, как раньше, но делала. С ее уходом твой красочный глянцевый мир поблек, «Подиум» перестал быть смыслом твоей жизни. А ты хотела видеть небо, то невероятно голубое акварельное небо. Вечером падая на постель, ты с наслаждением закрывала глаза. Она ждала.  

Ты совсем не испугалась, когда сон стал частью реальности. Поначалу ты даже не заметила эти легкие, почти неощутимые прикосновения в темноте на грани реальности. Убаюкивающий тебя тихий голос, похожий на шелест. Ее голос. Ты бы узнала его везде и всегда. Ты лежала на кровати, вглядываясь в темноту в надежде увидеть ее - хотя бы тень, отражение, призрак. Для тебя это уже не имело значения, ты была готова поверить во все. И иногда тебе казалось – ты видишь ее, пусть и расплывчато. А, закрыв глаза, ты могла совершенно отчетливо чувствовать, как прогибается постель, когда она садится. Могла ощущать прикосновение ее прохладных пальцев на твоей коже.  

Тебе стало страшно, когда сны исчезли. Когда вместо уходящего в бесконечность пляжа, акварельного неба и Андреа тебя встречала темнота. Пустота, затягивающая вязкая бездна. Парализующий тело и душу страх. Ты перестала спать. Совсем. Следствием этого стали бледность и круги под глазами; непреходящая усталость, заполнившая каждую клеточку твоего тела; апатия. У тебя не было сил даже на раздражение. Тебе стало все равно. Тебя всегда боялись –  теперь старались даже не попадаться на глаза. Сотрудники просто не знали, что от тебя ожидать. Твоя отрешенность пугала их больше твоей придирчивости.  

Ты подолгу сидела за столом в своем кабинете, опустив голову на руки. Чувствовала, как очки давят на переносицу, слушала навязчивый непрекращающийся шум в ушах, слишком отчетливый, чтобы его можно было игнорировать. Спать уже даже не хотелось. Сутки, двое, а дальше автопилот. Ты ждала, когда мозг просто выключится. Ждала, чувствуя подступающую темноту. Еще чуть-чуть, и даже страха не будет. Не будет ничего. Потом тянулась за сигаретами. Ни-че-го. Закуривала и вместе со стулом поворачивалась к окну. Взгляд равнодушно скользил по отметинам от сигарет на итальянском паркете. 

Она стоит у окна, прислонившись к подоконнику, и смотрит на тебя. Задумчиво, немного отстраненно. А ты смотришь на нее - и боишься отвести глаза, просто моргнуть. Боишься – она исчезнет. Но видение не уходит. Твое сознание играет с тобой. Жестоко. Изощренно.  

Весь день ты чувствуешь ее рядом. Видишь совершенно четко. Вот она сидит на подлокотнике дивана в твоем кабинете и наблюдает. Ты рассеянно слушаешь Найджела, снова и снова бросая взгляд на нее. Она сидит, подперев голову рукой. Потом встает, медленно проходит по кабинету, рассматривая висящие картины, будто видит их впервые. Останавливается позади тебя, опирается на полку, где стоят фотографии - близняшки, она одна и вы вдвоем. Чувствуешь ее присутствие. Вздрагиваешь и едва не роняешь папку с эскизами, когда она подходит совсем близко и опускает голову тебе на плечо. Найджел смотрит на тебя с беспокойством - он не видит ее. Никто не видит. Она – игра твоего воображения. Но она такая реальная… Ты сходишь с ума? Руки обвиваются вокруг твоей талии… Ощущения слишком реальные. Ты ощущаешь тепло ее тела, ее дыхание. Да, ты сходишь с ума. Она весь день рядом. На производственном совещании. На примерке. На показе у Холта. Иногда она держится за твоей спиной, заглядывая через плечо. Иногда стоит рядом с твоим собеседником, делая вид, что слушает. Или просто в задумчивости изучает комнату.  

Ты потеряла ее из виду только раз. Когда ты ехала в машине, она осталась стоять на улице, провожая взглядом твой «Мерседес».  

Дома неприятная тишина и пустота. Как бы тебя не злила бесконечная беготня и крики девочек - а у них никогда не бывало спокойных игр, - сейчас этого не хватает. С ними ты могла выносить ее отсутствие, когда еще не знала, что она не вернется. А сейчас – сейчас слишком тихо, слишком пусто. И комнаты кажутся почти нежилыми. Все кругом словно иллюстрация к идеальной жизни в журнале «Стиль». Красивая обертка горькой правды, которую никто даже представить себе не может. Ты променяла бы все это, включая «Подиум», на ее возвращение. Увы, это невозможно.   

После недели безмолвного сопровождения она начала разговаривать с тобой. Ты почти привыкла к ее присутствию, научилась следить краем глаза, не отвлекаясь от реальности. Ты с легкостью приняла свое сумасшествие.  

Ты сидишь в своем любимом кресле в зале, завернувшись в плед, с бокалом вина и «книгой». Чувствуешь, что она сзади. Руки - вполне реальные, осязаемые - ложатся на твои плечи. Ее прикосновения обжигают и леденят одновременно, заставляя тебя реагировать на них особенно остро. Вздрагиваешь.  

- Ты окончательно испортишь себе зрение, - голос звучит иначе. В нем нет такой привычной тебе глубины тона, он звучит словно одновременно со всех сторон. Ты понимаешь – в нем нет телесности.  

- Думаешь, может быть хуже? – улыбаешься сама себе.  

В ответ - легкий смешок и поцелуй в щеку.  

- Всегда может быть хуже, - дразнящие поцелуи покрывают твою шею, руки скользят по плечам. Запрокидываешь голову. Кажется, тебе больше нечего терять, так почему бы не отдаться этому безумию до конца? Полностью отдаться ей, той власти, которую она всегда имела над твоим телом и которой теперь подчинила и разум.  

Той ночью тебе снилось небо, небо цвета голубой акварели.

Ты лежишь на горячем песке. Вокруг тишина, только еле уловимый шелест прибоя, мягкий и ласковый. И ее голос совсем близко. И если ты чуть-чуть повернешь голову, совсем немного, ты увидишь ее профиль и пелену иссиня-черных волос, смешанных с золотым песком. Глаза закрыты, а губы едва заметно шевелятся.

Вначале ты не разбираешь слов, они кажутся какими-то потусторонними, сливаясь с прибоем в единую неразрывную мелодию. Да, именно мелодию. Необычную. Восхитительную. Прислушавшись, понимаешь – это стихотворение или, быть может, слова неизвестной тебе песни.  

Или просто история, облаченная в стихотворную форму.  

«Ее проклятый дом стоит высоко…»  
Закрываешь глаза.

«Продуваемый ветром, бедой и судьбой…»
Осторожно придвигаешь руку, касаешься ее теплой влажной ладони.

«Ее мыслям нет сна, и покой далеко…»  
Сжимаешь ее руку.
«Время мимо течет бесконечной рекой…»
Тебе кажется, что она улыбается.
«Она стерла из памяти годы и дни…»
Ты слышишь улыбку в ее голосе.
«Ей остались лишь книги и лес за окном…»
Голос этот такой родной - и одновременно такой чужой.
«И вдали догорают чужие огни…»
Ты не знаешь, что это за произведение. Ты никогда не слышала его. Но с нетерпением ждешь продолжения.
«Стороной обходя всеми проклятый дом…»
Ждешь, ощущая ее тепло. Ждешь…

Но продолжения не было. Ни этой ночью. Ни следующей.  

Стоишь возле окна своего кабинета, сквозь стекло смотришь на ослепительную голубизну неба.  Реальность давно потеряла форму, вкус, запах и цвет. Вместо реальности у тебя есть она. И теперь больше всего на свете ты боишься утратить эту зыбкую эфемерную связь с ней. Но когда ее руки нежно обвивают твою талию, ты забываешь об этом. Ты променяла четкий осязаемый мир на ее мнимое тепло, на нежность ее голоса. На безумие.  

Без-ум-и-е. Тебе всегда казалось, что с ума сходят иначе.  

В памяти сама собой всплывает строчка: «Ее проклятый дом стоит высоко…».

Ты так и не знаешь, откуда она. Может быть, дать задание Эмили, пусть поищет? Как она посмотрит на тебя? Что подумает, если в реальности этих строк не существует? Тебя это волнует? Улыбаешься. Нет, давно уже нет.  

Ты чувствуешь ее приближение, даже оборачиваться не надо. Воздух будто начинает искриться, насыщенный невидимой энергией. Ты чувствуешь это каждой клеточкой своего тела и закрываешь глаза в предвкушении.  

Руки скользят по твоим плечам - медленно, дразняще.  

- Девочка моя… 

Она стала твоей реальностью, и тебе плевать на косые взгляды, ты не обращаешь внимания на разговоры за спиной.  

На совещании она позади тебя, нежно обнимает за плечи. Пытаешься сосредоточиться на обсуждении рекламного блока в новом номере. Косметика. Парфюм. Ювелирные изделия.  

- Может быть, стоит больше внимания уделить рекламе косметики - вместо бижутерии? У нас есть предложение от одной испанской фирмы, они готовы заплатить сразу за целый год. 

- Нет, это не имеет смысла. Зачем лишать места постоянных рекламодателей, когда…  

Их спор теряется и уходит на задний план, как только ты слышишь ее чувственный шепот:

- У этих испанцев макет лучше. И думаю, они могут предоставить интересную информацию для статей. Ты ведь сама хотела часть весеннего номера посвятить косметике…  

Слегка поворачиваешься к ней, прикасаешься губами к ее щеке:

- Да… 

- Миранда, с Вами все в порядке?  

Вздрагиваешь и открываешь глаза. Они все смотрят на тебя - с беспокойством, недоумением и с примесью жалости. Игнорируешь. Они и их взгляды не имеют для тебя значения. Говоришь твердо и уверенно: «Заменить».  

К ней реальной - когда она была живой - ты прислушивалась значительно реже. Но для тебя она реальная сейчас. Ты знаешь, что иногда она играет с тобой, ведя себя провокационно. Слишком раскованно. Соблазняюще. Она любит играть. Ты вздрагиваешь, когда ее руки скользят по твоей груди. Закусываешь губу и ловишь на себе косые взгляды. Твое поведение их пугает.

А тебя заводит ее игра.  

В тишине и пустоте своей квартиры ты полностью отдаешься своему безумию. Реальность растворяется в ней. Ты уже давно поняла, что переступила ту невидимую черту, когда можно было повернуть назад. Есть ли избавление? Ты не знаешь и не хочешь знать. Она - твое избавление. Тепло ее тела слишком реально на шелке простыней. Опускаешь голову на ее плечо, с закрытыми глазами рисуешь замысловатые орнаменты на ее теле, слушаешь ровное дыхание, мысленно считаешь удары сердца. Равномерные, сильные - реальные.  

- Что было дальше? 

- Хм? – она нежно гладит твое плечо.  

- Дальше, в том стихотворении…  

Снова вокруг шум волн и дуновение мягкого теплого бриза. Открываешь глаза. Вы снова лежите на песке. Поднимаешь голову – небо из голубой акварели. И ты растворяешься в нереальности этого цвета.  

«Его белый корабль потерян давно…»
И в ее голосе.
«Унесенный ветрами к чужим берегам…» 
Встаешь, теплый песок под босыми ногами.
«В его комнате холод, он смотрит в окно…»
По телу пробегает легкая дрожь, ветер ласкает обнаженную кожу.
«Там лишь узкие улицы, топот и гам…»
Подходишь к самой кромке воды. Ее голос обволакивает тебя, как этот ветер.
«Он блуждает по залам прожитых дней…»
Нежно гладит тебя.
«Позабытых названий и лиц без имен…»
Теплые волны касаются ступней. Оборачиваешься. Она сидит, обхватив колени руками, смотрит вдаль.
«Он хотел бы не видеть, не слышать людей…»
Туда, где сходятся вода и небо, в единую ярко-голубую бесконечность.
«Ему кажется – скоро закончится сон…»

Ты никогда не сможешь простить, что она ушла. Ты больше не отпустишь ее. Что значит безумие, если она будет рядом? Как и обещала. Навсегда рядом – здесь, под этим небом.  

Ты давно велела Эмили повесить новое зеркало, но стена все еще пустует - голое пятно среди картин и фотографий. Почему до сих пор нет зеркала? Снимаешь очки, проводишь рукой по шее, пытаясь хоть немного размять будто задеревеневшие мышцы. Ты устала. Еще нет и двенадцати, а ты невероятно устала.  

Ты ждешь ее появления. Ждешь, но ее нет. Нет уже несколько дней. И ты отчетливо чувствуешь подступающую тоску и пустоту, как тогда, когда ты узнала, что она уже не вернется.

А ночью к тебе подбирается тьма. Ты не видишь снов и потому не хочешь засыпать.  

Сквозь забытье слышишь звон в приемной и крик Эмили. И смех. Необузданный, почти безумный -  счастливый смех на грани истерики. Поднимаешься и выходишь из кабинета.  

На полу осколки зеркала. Блестящие, крупные и мелкие. Останавливаешься. Нет сил пошевелиться. Нет сил вымолвить хоть слово.  

Эмили повисла на Андреа. Энди. Твоя Энди, живая, но другая. Не такая, как ты помнишь.

Она стоит, одной рукой опираясь на трость, другой обнимая Эмили за талию. Бледная и худая, с  коротко остриженными волосами. На ней какое-то старье – линялые джинсы и вытянутый свитер, но она улыбается. И улыбка становится еще шире, когда она видит тебя. Тут же отстраняется от Эмили и медленно идет к тебе, сильно прихрамывая.  

- Миранда? – теплая, чуть шершавая ладонь касается твоей щеки. А ты по-прежнему не двигаешься. Ты простила ее за то, что она ушла. Но ты не знаешь, сможешь ли ты простить ее сейчас. За то, что она вернулась. Не знаешь.  

- Андреа? – наконец судорожно, с отчаянием сжимаешь ее плечи, привлекаешь к себе. Обнимаешь крепко-крепко. Слезы льются градом. Она гладит твои волосы. Ты дрожишь. Ты боишься. Ты отчетливо понимаешь сейчас – ты боишься, боишься, что настоящая, живая она тебе больше не нужна. Ты боишься больше никогда не увидеть своего акварельного неба и не услышать тихий бестелесный голос, сливающийся с шумом прибоя:  

Их пути не сойдутся, увы, никогда.
Он однажды проснется, заснув навсегда.
Ее тело растает, как утром звезда,
Ее проклятый дом уничтожат года.
Они оба лишь тени среди суеты,
Их не тронет печаль, они оба пусты,
Жизнь прошла мимо них, не заметив их лиц,
Не вписав имена в белый мрамор страниц.

 29.04.07