By Чудик
Beta: Helga;
Fandom: Devil Wears «Prada»
Pairing: Miranda/Andrea; Nigel
Rating: PG-13
Что-то изменилось
На улице дождь, по стеклу струятся потоки воды. За окном слякоть и холод. Сижу, укутавшись в плед, грею руки о бокал с глинтвейном. В комнате острый запах корицы и специй. В музыкальном центре – Джонни Митчелл, как раз под настроение, лирично и грустно. Она сидит напротив меня. Темно-красный свитер с норвежскими мотивами и голубые джинсы. Волосы распущены, минимум макияжа. В приглушенном свете она кажется все еще очень молодой, но совсем, не такой, как я ее помню. Не та смущенная, немного испуганная, немного взволнованная девчонка только из колледжа, в нелепом синем свитере и мешковатой юбке. Помню, не мог понять, каким ветром ее занесло к нам в «Подиум». Отдел кадров всегда отличался особым чувством юмора, но это казалось слишком даже для них. Я был уверен, что ей ничего не светит. На сто процентов уверен. Даже на двести. Но Миранда взяла ее. Были удивленные взгляды, недоумение и даже возмущение. Она плохо вписывалась в коллектив, она ничего не понимала в моде. Она была другой. Чужой в гламурном мире самого дорогого глянцевого журнала. Но она изменилась. Изменилась из-за Миранды. Ради нее. Кто бы мог подумать? Поймав мой изучающий внимательный взгляд, она вопросительно изгибает бровь, и я не могу сдержать улыбку. За прошедшие годы Миранда будто отпечаталась в ней. В мимике – чуть изогнутая бровь, поджатые губы, – не точно так же, но похоже. В манере держать себя – уверенно, высокомерно. В манере говорить – холодно и властно. Но в то же время она осталась собой. Удивительно. Салютую ей бокалом, в ответ она широко улыбается и подмигивает мне. Пьем. Горячее вино сладкое и чуть терпкое; лучшее, что можно придумать в такую погоду, когда не хочется выбираться из теплого кокона собственного маленького мирка.
– А знаешь, я люблю осень, – она встает и подходит к окну. По ту сторону – промозглая осень, уставший, умирающий мир: низкое темно-серое небо, нависшее над мокрыми красно-желтыми кронами деревьев и мокрой пожухлой травой. Внизу проплывают машины, под огромными разноцветными шляпками зонтов семенят куда-то по своим делам люди, сливаясь в пеструю движущуюся массу.
Я помню – раньше она любила лето. Давно. Сейчас кажется, это было невероятно давно. Наблюдаю за ней с чуть грустной улыбкой. Стоит у окна, скрестив руки на груди, на лице усталость и грусть. Легкая, но такая реальная. Смотрит куда-то вдаль. Да, она стала похожей на Миранду. И я до сих пор иногда спрашиваю себя, почему она осталась. Уверен, с ее способностями она могла бы добиться всего, о чем мечтала, когда пришла работать в «Подиум». Стать журналистом, писать о чем-то полезном и важном, как она тогда говорила. Работать в серьезной газете или журнале. Но она осталась с Мирандой, при Миранде. Осталась второй помощницей, потом первой, а сейчас… Даже не знаю, как назвать место, которое она занимает в «Подиуме». Правая рука главного редактора? Близкий друг? Доверенное лицо? За все годы работы Миранда никого не допускала так близко к делам журнала. Никого не подпускала так близко к себе. И я до сих пор иногда со смехом думаю – в мире что-то изменилось в тот день, когда эта девушка переступила порог «Элиас-Кларк». Что-то изменилось в Миранде.
Я знаю, почему Энди не ушла. Пять лет оставаться в тени, держаться на периферии. Пять долгих лет. Быть всегда рядом, и в то же время – так далеко. Быть просто близким другом – и молчать. Вспоминаю ту судьбоносную осень. Был конец недели, вечер пятницы. Рабочий день давно закончился, а мне только-только удалось разобраться с эскизами. Захожу в приемную, надеясь, что она не уснула, пока ждала меня, чтобы отправиться на наш традиционный пятничный ужин. Маленькая традиция, возникшая стихийно – каждую пятницу ужин у меня, а потом посиделки у камина с бокалом вина или глинтвейна. Она сидит в приемной в кресле секретаря – ноги на стол, в руке бутылка «Джека Дэниелса». Кажется, меня не замечает. Пьет из горла большими глотками.
– Энди?
Поднимает голову, устремляя на меня пьяный затуманенный взгляд.
– Что случилось?
– Ты не знаешь? – она пытается изобразить крайнюю степень удивления. – Как, ты до сих пор не в курсе? Да, наверное, эта новость еще не добралась до газет… Ой, я забыла, они же хотят, чтобы все было скромно, по-семейному… – меня передергивает от сарказма, наполняющего каждое слово.
– Энди…
– Сегодня была помолвка. Не волнуйся, дорогой, очень скоро ты увидишь нового будущего «мистера Пристли», – еще одна усмешка, еще один большой глоток. Не представляю, как она может так пить виски – словно воду, не чувствуя обжигающей горечи. Новый «мистер Пристли», четвертый. Теперь все понятно. Она, наверное, просто не чувствует этой горечи, слишком горько ей сейчас.
– А что ты хотела? – жестко, даже жестоко.
Вздрагивает, а потом с грустью улыбается. Пожимает плечами. Еще один глоток. И еще. Капли золотистой жидкости блестят на губах и подбородке, она вытирает их тыльной стороной ладони.
– Ничего, Найджел, ничего, – в голосе отвращение к самой себе. – Не думала, что будет так больно. Это стало для меня неожиданностью, – тихо смеется над собой. Смеется, чтобы не заплакать. Этому она тоже научилась у Миранды, смеяться сквозь боль и слезы.
Я физически ощущаю ее боль. Энди ставит бутылку на стол, садится нормально и закуривает. Она не кажется мне пьяной, скорее – уставшей.
– Ты ведь давно могла уйти. Или сказать ей…
Глубоко затягивается, выдыхает сизый дым. Морщусь. Как она может курить такие крепкие сигареты?
– Я трусиха.
В ту пятницу она просто молча сидела у камина, задумчиво глядя на огонь. Месяц перед свадьбой обернулся ее личным Адом, хотя никто, кроме меня, не видел этого. Она держалась. Улыбалась. И даже всячески помогала Миранде. Только я замечал эти синяки под глазами и бледность от бессонных ночей. И еще близняшки, наверное. За пять лет она стала их другом, и они видели и понимали гораздо больше, чем думали все окружающие. Почему-то у меня никогда не было сомнений, они были в курсе, что их мама значила для Энди. Знали – и молчали. Как и она сама. Я ведь тоже молчал.
Не знаю, что тогда случилось. За неделю до церемонии, когда все было готово, приглашения разосланы и выбран торт, Миранда все отменила. Расторгла помолвку и улетела в Китай вместе с Андреа. А через три месяца они вернулись. Вместе. Мне все стало ясно сразу, как только я увидел их, входящих в приемную. В тот день в мире еще раз что-то изменилось. Что-то изменилось в Миранде. Не знаю, что. Появилась особая легкость в походке, глаза словно светились изнутри. Она стала мягче. Она стала счастливой.
Остывшее вино кажется приторно сладким. Скривившись, делаю последний глоток.
– Энди, – она лежит на кресле – глаза закрыты, пустой бокал стоит на полу рядом с рукой – и мычит что-то непонятное мне в ответ. – Энди! – в нее летит подушка.
– Хей! – недовольно поворачивается ко мне.
– Я давно хотел у тебя спросить... Что случилось тогда? Перед свадьбой?
Она смеется и прижимает к груди подушку, мечтательно уставившись в потолок. Похоже, я не узнаю ответа. Ну что же, в каждой истории любви всегда должна оставаться загадка. А уж в их истории и подавно. Смотрю на часы – почти девять. Жду, когда большая стрелка дойдет до двенадцати. Считаю секунды. Три. Две. Одна. Мягкие переливы из музыкального центра перекрывает громкая мелодия мобильника, а я не могу сдержать смех. В наши пятницы Миранда всегда звонит в девять. Ни минутой позже, ни минутой раньше. Всегда ровно – в девять. Андреа быстро берет трубку. Вот и закончился еще один наш традиционный пятничный сабантуйчик. Улыбаюсь.
Она встает, с наслаждением потягиваясь, подходит ко мне и чмокает в щеку.
– До завтра.
Киваю. До завтра, Энди. Когда она уходит, встаю и подхожу к окну. По-прежнему льет дождь. Смотрю, как она выбегает на улицу и быстро пересекает проезжую часть. Машина уже ждет ее. Не сомневаюсь, что за рулем сама Миранда. Помнится, она как-то пыталась положить конец нашим пятничным встречам. Не удалось – не на тех напала. Поэтому она сменила тактику и теперь всегда забирает ее сама. Ровно в девять. Я опять улыбаюсь.
Да, ее мир изменился, когда в нем появилась Андреа.
27.04.07