План
By Чудик
Beta: Helga;
Fandom: Devil Wears Prada
Pairing: Miranda/Andrea
Rating: PG-13
План
– И что будем делать? – поджав ноги по-турецки, она сидит в компьютерном кресле и смотрит на меня сверху вниз. Внимательно. Испытующе. Я растягиваюсь на полу и закрываю глаза. Не могу, когда она так на меня смотрит. Надо что-то уже сделать, чтобы не глядеться в нее как в зеркало. Может, подстричься? Мама, конечно, будет в ярости. Но Андреа… Черт. Андреа.
– Кесс? – она сползает с кресла ко мне на пол. Тоже ложится, головой к моей голове, ноги в противоположную сторону.
– Кесс, что будем делать?
Даже не знаю, что тебе сказать, сестренка. Правда, не знаю. Расслабиться и ждать. Если вспомнить все предыдущие разы, когда Андреа уходила сама, или когда мама, в порыве гнева, просто вышвыривала ее из дома, а потом, поостыв, они мирились и могли сутками не выходить из спальни. Вздрагиваю. С моим богатым воображением лучше о таком даже не думать. Но в этот раз, похоже, все гораздо серьезнее.
– Кесс? – Каролина поворачивается, я чувствую на себе ее пристальный взгляд.
– Я думаю, – говорю медленно, почти растягивая слова. – Можно просто подождать… Это ведь не первый раз?
– Да, но сейчас это что-то серьезное, – она переворачивается на живот и гипнотизирует меня взглядом. Да, что-то серьезное. Никогда прежде их ссоры не длились так долго. День-два, может быть, пять. Самое большее – неделю. А потом кто-нибудь сдавался. Чаще это была Энди. Но иногда и маме приходилось извиняться. Когда это случилось впервые, честно говоря, я чуть со стула не рухнула. Мама? Мама! Мама просит прощения?! Куда катится этот мир? Сейчас пошла уже вторая неделя, Энди не появляется. Только звонит раз в день, чтобы перекинуться парой слов со мной и сестрой. Похоже, Каро права, надо что-то предпринимать.
– Слушай, а когда у них годовщина?
Каро морщит нос.
– Разве они что-то подобное отмечали? Да и что считать их годовщиной? Когда Андреа стала жить у нас или…
– Ни слова!
Каро пожимает плечами, – мол, как хочешь. Стоп. А что именно она имела в виду своим «или»?
– А что ты знаешь про это «или»? – подозрительно смотрю на сестру. Она заливается милым румянцем и старается не встречаться со мной взглядом.
–Каро, что «или»?
– Ну, или когда они… Кесс, не заставляй меня это произносить вслух!
Она еще и смущается! А кто первый начал? Я ее за язык не тянула! И с каких это пор она в курсе чего-то, что не знаю я? Вопросительно смотрю на нее. Она знает этот мой взгляд – не отстану. Бурчит что-то нецензурное себе под нос. Кто бы мог подумать, как моя сестра умеет выражаться! Надо запомнить.
– Ну, когда они это… тогда… в Париже… в первый раз… – заливается краской. Откуда такая осведомленность? Так, Париж был осенью. На дворе середина июня. Не собирается же она ждать осени? Маму и так совершенно невозможно стало выносить! Не знаю, как она, а я просто не переживу эти каникулы без неоценимой помощи Андреа!
– Осень отпадает!
Значит, будем отталкиваться от переезда. Это было летом. Мы как раз были на каникулах. Поднимаюсь с пола и принимаюсь расхаживать по комнате. Если мне не изменяет память, то у Каро должна быть где-то заначка черного шоколада. А, ну конечно! Каролина, ты неисправима, ну разве можно столько лет прятать конфеты в одном и том же месте? Разворачиваю фольгу под недовольным взглядом сестры. Под сладкое лучше думается. Это был июнь или июль. Стояла адская жара, и мы торчали в городе, потому что любимый папаша свалил на Гавайи со своей очередной мымрой… какой там по счету, четвертой? Или тогда еще третьей? Мышь бесцветная. Нынешняя малолетка хотя бы красивая, а на ту без слез нельзя было взглянуть…
Встряхиваю головой. Отвлеклась. Значит, июль. Андреа повела нас в кино, на очередного Поттера, где-то в начале июля. Мы ели поп-корн в кинотеатре, сладкий, малиновый, от него еще потом язык был красный. А потом сидели в «Баскин-Роббинс», ели мороженое – лимонный шербет и манго с карамельным соусом… Улыбаюсь сама себе. Как она мялась тогда, смущалась. Мама решила не усложнять себе жизнь разговорами с нами и поручила это Энди. Все ее сбивчивые попытки сообщить, что она будет жить у нас, и спросить, как мы к этому относимся, закончились, когда Каролина, не выдержав, просто спросила, весьма недовольно: «Что, нам теперь придется стучаться, прежде чем зайти в спальню?» Бедная Андреа. Я боялась, ее прямо там удар хватит. Никогда не думала, что цвет лица может так быстро поменяться с алого на белый и обратно.
– Хьюстон – Кесс, Хьюстон – Кесс…
Поворачиваюсь к Каролине. Она все еще лежит на полу на животе, подперев голову руками.
– Хьюстон, у нас проблемы, – со вздохом говорю я.
Я совершенно не знаю, что делать. Сажусь рядом с ней.
Мы вернулись из школы две недели назад. Атмосфера уже тогда была взрывоопасной. А потом Андреа просто не вернулась. Мама молча прошла в спальню и закрылась там. Ни слова. Ни объяснений. Ни-че-го. Может быть, мы все еще подростки, но нам уже не десять! Мы имеем право знать, что творится в нашей семье! Энди приехала днем, повезла нас обедать в любимую пиццерию на углу, рядом с парком. В зале было почти пусто, мы сидели за столиком у окна. Она пила кофе, смотрела на улицу. На прохожих, на машины. И было как-то непривычно тихо и грустно, как никогда раньше не было с ней.
– Видимо, в этот раз я ухожу насовсем, – произнесла она очень тихо, почти шепотом. Голос был полон грусти и боли.
Черт. Как так можно! Теперь она только звонит. Днем, когда мама на работе. Что же такого случилось?
– Надо выяснить, что произошло между ними!
– Как ты себе это представляешь? «Мама, а почему Андреа тебя бросила?» Если ты страдаешь наклонностью к суициду – вперед!
Нет, милая, наклонностью к суициду я не страдаю. Достаю мобильник. Пора действовать.
***
Нет, я, конечно, всегда подозревала, что из нас двоих я единственная нормальная. Но это уже слишком… Как она себе это представляет? Гениальный план, Кесс! Просто гениальный! Захожу в приемную. За стойкой какая-то новая размалеванная девушка, на лице ни намека на интеллект. Их что, специально таких набирают? Чем смазливее и тупее, тем лучше? Смотрит на меня как баран на новые ворота. Ну, да еще спроси, кто я и к кому! Надменный взгляд. Недовольно поджатые губы. Уловила фамильное сходство? Отлично. Люблю, когда вот так в лице меняются. Меня мало интересует, что мама в кабинете. Она в нем живет последнее время. Домой приезжает после одиннадцати, как правило, и тут же идет к себе. Интересно, она еще помнит, как мы с Кесс выглядим? Наверное, если бы последние годы Андреа не снабжала ее нашими фотографиями, то она до сих пор была бы уверена, что нам по десять и мы похожи на зеленоглазых белокурых ангелочков. С ее-то наследственностью, какие уж там ангелочки! Так, если я правильно помню, кабинет Найджела дальше по коридору и направо. Точно! Маэстро творит. Очередной сверхгениальный шедевр для июльского номера. Точно. Совершенно потрясающее платье. Мама смотрелась бы в нем просто сногсшибательно. А Андреа идеально пошел бы вон тот белый брючный костюм. Надеюсь, это успеют сшить до назначенного нами срока.
– Найджел! – широкая улыбка, невинный взгляд. Но, боюсь, он не купился.
-А, Кессиди.
– Каролина.
– Извини, наверное, только Миранда в силах вас различать!
Ошибаешься, единственным человеком, который с самого начала мог нас безоговорочно отличить друг от друга, была Андреа.
– Каролина, что ты здесь делаешь? И где твоя сестра?
Что тебе на это ответить? Сестра занимается организационной работой, а на мне агентура и получение информации.
– Найджел, требуется твоя помощь…
Интересно, а у него глаза могут округлиться еще больше? Да, Найджел, ты не ослышался, я действительно спросила: что случилось между Андреа и мамой. И не надо пытаться меня убедить, что ты не в курсе. Слухи и сплетни еще никто не отменял. А уж слухи и сплетни про главного редактора и подавно! Тем более, как может не быть сплетен, если они работают вместе? Ну, мне уже не пять лет и даже не десять, и разговор про пестики и тычинки давно пройденный этап! Кара чуть не поседела, пока объясняла нам это в свое время. Не могу не улыбнуться воспоминаниям. Через пару часов прощаюсь с Найджелом. Мне это нравится все меньше и меньше. Иду по коридору. Быть этого не может! Неправда. Она не могла! Подхожу к ее кабинету. За столом в приемной молодой человек: узкие джинсы, майка в обтяжку. Ну, просто только что сошел с рекламного плаката. Видимо, это и есть тот самый… как-там-его-зовут?
– Мисс Сакс у себя? – спрашиваю спокойно. Желание попортить эту наглую рожу зашкаливает, но надо держать себя в руках, Каро!
– Конечно, как Вас представить? – какой слащавый голосок. А Найджел ничего не перепутал? Это же его клиент? Или один раз… ну, в общем, понятно.
– Каролина Пристли, – самоуверенно, нагло. Наблюдаю его реакцию. Отлично. Клюнул.
– Одну минутку, мисс Пристли, – подскакивает как ошпаренный, исчезает за дверью. Так-то лучше. Хм, какая задница… И куда Найджел только смотрит?! Поражаюсь сама себе. Но потом зло усмехаюсь. Значит, ты клеишься к нашей второй маме? Ну-ну…
– Проходите, – мило улыбается. Проходя мимо, подавляю в себе желание съездить ему по физиономии. Спокойствие.
– Андреа! – кидаюсь на шею. Черт, как же я по ней соскучилась! Как я чертовски по ней соскучилась! Обнимает меня. Крепко прижимает к себе.
– Ты что здесь делаешь, солнышко? – нежный ласковый голос.
– Я соскучилась! – утыкаюсь носом ей в плечо. Закрываю глаза. Как же хорошо-то!
– Я тоже, милая моя. А где твоя сестра? – чуть отстраняется, смотрит с некоторым подозрением. Мы редко бываем поодиночке.
– Занята…
– Чем это, интересно?
– Ну… Не все же нам везде быть вдвоем?
Кивает. Вдвоем идем к дивану. Не выпускает мою руку из своей. Садимся.
– Ты обещала забрать нас на выходные.
– Я помню, обязательно. Повезу вас к морю!
К морю… Закрываю глаза. Голова удобно устроилась на ее плече. Эх, Энди, Энди… «Пойдем на юг» – так в детстве называла море,.. Сколько нам было? Двенадцать? Дом прямо на пляже, горячий песок, шумное море и крики чаек. Уединенное место – на пару километров никого вокруг. Только желтая полоса пляжа и насыщенно-синяя вода. И полная свобода. Мы несемся по берегу наперегонки, ноги вязнут, ступни горят. Горячий ветер бьет в лицо. Как же хорошо было… Она ловит Кесс возле самой воды, поднимает на руки. На ней тогда был темно-бордовый купальник и повязанное на талии парео. Я хватаю ее за пояс, тяну к себе. И мы падаем в пенящуюся теплую воду. И смеемся. Задорным веселым смехом. Мама не смогла полететь с нами; как всегда – показы, примерки; как всегда «Подиум». Она приехала позже. Уже когда заканчивалась наша двухнедельная жизнь дикарями. И мы сидели на пляже вчетвером. Мы с Кесс ели мороженое с фруктами, они пили красное вино. Никогда, никогда прежде не было подобных семейных посиделок. Все были предоставлены сами себе. Энди, ты ведь так много дала нам, дала ей. Ты изменила нашу жизнь. Так почему теперь?..
– Энди? – поднимаю голову. Она поворачивается на мой голос. Макияж безупречен, еще бы, но я-то вижу в глазах усталость и боль. И грусть.
– Что произошло? Ты больше не любишь ее? Неужели эта обтянутая джинсами задница…
– Каролина! – в голосе удивление. Она смотрит на меня с удивлением и легким возмущением. – Я гляжу, ты уже ознакомилась с местными сплетнями, – легкий смешок.
– Ну... – пытаюсь изобразить саму невинность.
– Ничего не было.
Молчу. Она лишь качает головой.
– Я тебя когда-нибудь обманывала?
– Нет.
– Тогда поверь мне. Я люблю вашу маму. Очень сильно люблю.
– Тогда почему? – что-то я совсем перестаю что-либо понимать. По редакции как стая мух вьются слухи о том, что у нее роман с этим, как-там-его, по мне, так у него на лбу большими буквами написано «Девчонки, обломитесь!». Ну, слухи слухами. Я о вкусах Энди всегда была очень высокого мнения, понятно, по какой причине. Тогда что, черт возьми, происходит?
– Просто, может быть... – молчит, смотрит в окно, на серый блестящий корпус небоскреба напротив. В его стеклах отражаются облака.
– Может быть, я просто больше не нужна вашей маме…
Хм… Похоже, мы пробовали открыть дверь не с той стороны. Впрочем, еще не вечер. Кажется, в планах на сегодня была Эмили. Да, Эмили. Все еще не выпускаю Андреа из своих объятий. Так тепло, так хорошо… Нет, мы просто не можем позволить ей уйти. Это исключено. Каким бы безумным мне не казался план моей ненормальной сестры, на этот раз придется с ней согласиться.
***
Судя по виду Каролины, день у нее не то чтобы совсем не удался, но был явно не из лучших. Она швыряет сумку на пол, и та с грохотом летит в стену, сбивая по пути мой стакан с тоником. Какой она иногда бывает меткой, когда не надо! Еле успеваю укрыть от разлетевшихся во все стороны брызг ноутбук. Тихо ругаюсь. Каро падает на кровать, и я слышу какое-то невнятное бурчание. Сохраняю файл и поворачиваюсь к ней:
– Ну?
Тишина. Она издевается? Нашла время!
– Что тебе удалось выяснить?
Она переворачивается на спину, смотрит в потолок. Долго, пристально. Пытается найти пятна от вишневых косточек, которыми мы плевались из трубочек, что ли? Милая моя, потолок после той душещипательной истории красили, и не раз.
– Каролина! – начинаю угрожающе шипеть. Я ее сейчас покусаю, если она помолчит еще хоть пять минут.
– Ты ведь знаешь, что я люблю маму, да? Ну, в конце концов, она наша мать, так что какой бы она ни была… В общем, она наша мама… Наша мама…
– Каролина? – у нее, что пластинку заело? Ну да, она наша мама и, несмотря на весь ее тяжелый характер, мы ее любим и, несмотря ни на что, будем любить…
– Она улетела в Париж с каким-то мужиком, потому что увидела, как Энди обнимает этого-как-там-его – ну, парня с такой модельной внешностью… а он попросту благодарил ее. Он хочет стать дизайнером в «Подиуме» и работать с Найджелом. Энди пообещала, что поговорит с ним. И если честно, то за версту видно, что он гей. Слишком смазливый. Оказывается, тот, другой мужик, давно пытался добиться расположения мамы. И тут она вдруг стала отвечать на его знаки внимания. Ходить по ресторанам... Ну и Энди просто ушла… знаешь, я бы тоже ушла… Потому что наша ненормальная мамаша может довести до ручки кого угодно!
– Стоп! – мне приходится хорошенько рявкнуть, чтобы прекратить этот словесный понос. Ни черта не понимаю. Какой мужик?! Кто гей?! Какой, к черту, Париж!? – Каролина! А теперь еще раз и помедленнее, и по порядку, если это возможно!
Она начинает сначала, то и дело отвлекаясь и принимаясь ругать мистера Пэриса, – какая тематическая фамилия! – маму и этого-как-там-его… Господи, она бы хоть имя его запомнила, что ли! Итак, что мы имеем? Ухажера нашей мамы зовут Том Пэрис и ему тридцать. Несостоявшийся художник. Все понятно. Типичный альфонс-прилипала. Познакомились они на выставке, ну, разумеется, где же еще. Почему она там была одна, вот что мне интересно. Ладно, это мелочи. Интересно, а по ресторанам он ее за чей счет водил? И теперь она с ним полетела в Париж на выходные. Замечательно. На месте Андреа я бы встретила их в аэропорту, набила бы ему морду, а маму схватила в охапку – и домой. Ибо не фиг! Под домашний арест!
Что еще? Этот-как-там-его… позвонить, что ли, Найджелу и спросить наконец имя? Который обнимал Андреа в благодарность. От радости, что она согласилась ему помочь и поговорить о месте для него в дизайнерском отделе. Тут тоже все понятно… Идиотизм! Смотрю на сестру. Она на меня.
– Вот и я о том же, – соглашается Каролина. Видимо, у меня на лице написано все, что я думаю по этому поводу. И из-за какого-то недоразумения они решили вот так вот перечеркнуть шесть лет жизни?!! Нет, конечно, люди разводятся и после двадцати и тридцати лет, так что шесть это еще не срок. Но не из-за такого бреда! Хотя, зная маму… С ее-то характером! Она увидела, сделала выводы, пусть в данной ситуации и неправильные, решила отомстить. И отомстила.
– Знаешь, боюсь, выходных будет мало. В данной ситуации они под дулом пистолета друг с другом разговаривать не станут! – тру переносицу. – Так что ты там еще говорила про платье? – ее идея с белым платьем для мамы и белым костюмом для Энди мне нравится. И Найджел сказал, что все успеет в срок, что не может не радовать.
Снизу раздаются голоса. Странно, в доме никого, кроме нас, не должно быть, а мама, с ее тенденцией последних дней, раньше одиннадцати не должна вернуться. Переглядываемся с Каро, идем к дверям. На лестнице я замираю. Наверное, меня сильно перекосило, если Каролина впилась ногтями мне в руку.
– Кесс…
– Что это? – тихий, почти зловещий шепот. Если сейчас во мне проснутся мамины гены, мало никому не покажется.
– Похоже, это мистер Пэрис, – тихо произносит Каро и еще сильнее впивается в мою руку. Это что, шутка? Что этот расфуфыренный плейбой делает рядом с нашей матерью?! – Кесс, пожалуйста… Не надо…
Что не надо? Надо! Я пока не решила, что именно, но надо. Взгляд падает на вазу с цветами, стоящую на столике возле двери в гостевую комнату. Злорадная улыбка сама собой расползается по лицу. Кое-как освобождаю руку от мертвой хватки сестры. Беру вазу. И переворачиваю ее над его головой. Вода и чайные розы летят на него. Кстати, воду-то давненько уже не меняли… Снизу раздается вскрик.
– Простите! – цепляю на лицо выражение сожаления и раскаянья и быстро сбегаю вниз. – Простите, я хотела поменять воду. Не удержала!
– Ничего страшного, – он очаровательно улыбается мне. Его холеную физиономию от встречи с вазой спасла Каролина, во время вырвавшая вазу у меня из рук.
– Сестра иногда бывает такой неуклюжей, – она хлопает ресницами и смотрит на него невероятно невинным и искренним взглядом. Хм, какой актерский талант пропадает.
– Что здесь происходит? – слышится холодный властный голос. – Том, что с тобой? – она смотрит с удивлением на грязно-желтые разводы на его белой рубашке и морщится.
Да, пахнет великолепно. Воняет, я бы сказала. Мысленно хихикаю.
– Девочки?
– Кесс случайно опрокинула вазу.
– Я решила поменять воду, и вот…
– Ты не могла это поручить прислуге? – в голосе звучит подозрение.
– У нее выходной. Сегодня вторник. У нее по вторникам выходной.
Она хмурится, по очереди смотрит то на меня, то на Каролину. Шикарно изображаем раскаяние. Любой средненький актеришка умер бы от зависти.
– Пойдем, Том, примешь душ, я дам, во что переодеться…
Что? Он в их спальне? В их ванной комнате! Ну уж нет!..
–Каро, а ты не помнишь, где хранятся инструменты? – смотрю, как они поднимаются по лестнице. Мне кажется, или он в открытую пялится на маму? Хватит таращиться, не твое!
***
Смотрю на нее с ужасом. Что она задумала?! Кессиди, ты можешь быть на «ты» с компьютерами и электроникой, но это не значит, что ты разбираешься в сантехнике! Ты хоть приблизительно представляешь, что делать? Лично я – нет.
– Отвлеки маму, – бросает она мне через плечо и быстро направляется по коридору к кухне.
Отвлеки. Как Кесс это себе представляет? Зайти к ней и прощебетать: «Мамочка, я по тебе соскучилась, пойдем поболтаем»?! Даже про «соскучилась» не прокатит. Надо было сразу скидывать на него вазу. Сейчас, может, его бы уже в больницу увозили. А еще лучше – в морг. Несчастный случай, с кем не бывает? Черт... Поднимаюсь по лестнице и почему-то чувствую себя кроликом, идущим в пасть к удаву. Хорошее сравнение применительно к собственной матери, ничего не скажешь. Аккуратно стучу в дверь.
– Да?
– Мам? – она сидит на корточках перед шкафом и пытается что-то найти в нижнем ящике. Окидываю взглядом комнату. Вроде бы ничего не изменилось. Дверь в ванну открыта, значит, она отвела его в комнату для гостей. Хорошо. Взгляд падает на фотографию Андреа в рамочке, стоящую на прикроватной тумбочке. Я помню, когда это снимали. Пару лет назад, летом в Майами. Как это не странно, мы были вчетвером. На снимке на Энди голубые джинсы, все в эффектных дырках, синяя майка и сверху – расстегнутая белая рубашка. Волосы распущены. За спиной – бесконечная голубая даль с белыми парусами яхт. Она сидит на песке и улыбается в объектив. Мама, мама, что же ты делаешь? Осторожно беру рамку в руки. Прохладный металл оправы, тонкое стекло. Хрупкая изящная вещица, которую так легко сломать… Так же легко, как и чью-то жизнь. Какие-то совсем грустные мысли лезут в голову. Нет, не время философствовать. Если все пройдет как надо, у нас будет как минимум неделя полной свободы. Хватить и на философию тоже. А потом… Как-то я даже боюсь думать о том, что они потом могут с нами сделать!
– Каролина? – поднимаю голову. Она стоит возле шкафа, держит в руках нечто бесформенное и в недоумении смотрит на меня. Осторожно ставлю фото на место.
– Мам, что ты делаешь? – подхожу ближе. Похоже, она держит в руках что-то из оставшихся вещей Стивена. Странно, я думала, то барахло, что он не забрал, давно выкинули.
– Не видишь? Пытаюсь найти, во что переодеться Тому, так как стараниями твоей сестры его одежда испорчена, – в голосе отчетливо слышится раздражение и недовольство.
– Я не это имела в виду.
Она морщится. Нет, мамочка, ты знаешь, о чем я. Не делай вид, что не понимаешь.
– Мам, зачем ты притащила этого... – пытаюсь подобрать хоть какое-нибудь мало-мальски приличное определение, но ничего на ум не приходит, – этого… этого недоделанного Казанову к нам домой? Ведь совершенно ясно, что ты ему не нужна! Ему нужны только твои деньги! А она любит тебя, правда любит. Что же ты делаешь? – она бледнеет, в глазах вспыхивает гнев. Я понимаю, что, пожалуй, переборщила. Старый халат Стивена падает на ковер, но я успеваю перехватить ее руку прежде, чем она встретится с моим лицом. Я всегда отличалась отменной реакцией.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать? – яростный шепот. Пытается вырвать свою руку, но я не пускаю.
– Потому что ты моя мать, и я люблю тебя! И я не могу видеть, как ты своими руками все разрушаешь!
– Заткнись! – зло, резко обрывает она. Но я вижу в глубине ее глаз боль, спрятанную очень глубоко. Я-то знаю ее. Она может считать, что хорошо притворяется, что никто не сможет пробиться сквозь маску безразличия, которую она на себя нацепила. Это не так, мама, это не так. Ослабляю захват на ее запястье, нежно, как бы извиняясь, касаюсь теплой ладони.
– Мам, хоть раз, один раз, признай свою ошибку, – я прошу, хотя знаю – бесполезно. Просить значит проявлять слабость. А слабость она не признает.
– Не лезь не в свое дело. Это все, – отдергивает руку. – Это все, Каролина.
Не двигаюсь. Черт, слишком мало времени прошло. Не думаю, что Кесс могла так оперативно справиться с канализацией. Хотя… черт ее знает.
– Мам, – делаю еще одну попытку. – Мама, ты ведь тоже любишь ее, – и я еще что-то говорила про суицидальные наклонности сестры? Я себя явно недооценила. Она так на меня смотрит, что мне представляется: сейчас произойдет детоубийство. Ну, нас у нее двое, так что мной, в принципе, можно и пожертвовать. Что же, я паду смертью храбрых!
– Зачем притворяться, что тебе безразлично, что... – договорить я не успеваю из-за дикого вопля, казалось, сотрясшего весь дом.
***
Господи, от меня, наверное, несет так, что вокруг дохнет все живое в радиусе километра. Но оно того стоило! Жаль, я всего не видела. Надо будет стрясти подробности с Каролины. Главное сейчас – добраться до душа. Вещи можно сразу выбросить, а еще лучше – сжечь. Я сама от себя в восторге! Кто бы мог подумать, что все получится? Пытливый ум, что и говорить. Конечно, уборка завтра предстоит нешуточная, горничная нам спасибо не скажет… Скидываю с себя грязные вещи, тут же запихиваю их в целлофановый пакет, иначе этот запах никогда не выветрится, и забираюсь под горячий душ. Мне пришлось повозиться, чтобы потом восстановить систему. Все равно надо будет вызвать сантехника. Запрокидываю голову, подставляя лицо под горячие струи. Как же хорошо… И представляю, что вот он так же стоял, млея под душем, а тут… Сползаю по стенке на пол душевой кабины, не в силах сдержать истеричный безумный хохот. Надеюсь, он на всю жизнь запомнит пребывание в нашем доме! Смех рвется изнутри клокочущими раскатами. Закрываю лицо руками, пытаюсь хоть как-то успокоиться. Не помогает. Все-таки жаль, что я не видела его выражения лица после такого экзотического душа…
Дверь в ванну резко раскрывается.
– Кесс, ты там утонула, что ли? – Каро открывает душевую кабинку. Брызги летят во все стороны, напор воды отменный. – Кесс?
По-прежнему смеюсь. Даже ответить ей ничего не могу, мотаю головой, захлебываясь собственным хохотом.
– Кесс? – она пытается меня поднять. Безуспешно. Черт, Каро! Поскользнувшись на мокром кафеле, она летит на меня. Проявив чудеса акробатики, ловлю ее. Минуту молчим, сидя под каскадами льющейся сверху горячей воды. Потом я снова начинаю смеяться.
– Кесс, у тебя истерика.
Я киваю, хватая ртом воздух. Она фыркает и пытается подняться. Но все вокруг мокрое и очень, очень скользкое.
– Черт, Кесс, прекрати ржать и помоги мне.
Представляю, какая сцена открывается из нашей комнаты. Двери в ванну моя сестра, разумеется, не закрыла. Я сижу на полу душевой кабины в чем мать родила, моя любимая сестра в шортах и топике у меня на коленях, безуспешно пытается подняться. Кабина не сильно-то и большая, особо не развернешься. Да еще и мокрое все. Уж не знаю, кому как, а мне бы в голову сразу какая-нибудь пошлятина полезла.
– Что здесь происходит?
Черт! Мама?! Каролина застывает у меня на коленях, пальцы больно впиваются в плечи. Вот черт!
– Мама, привет.
Она стоит в дверях, держась за ручку. Лицо не выражает ничего, но в глазах отчетливо читается шок, почти ужас. Каролина тоже смотрит на меня как на ненормальную. Спокойно, дамы.
– Мама, я не знаю, о чем ты подумала, но это не то, – стараюсь говорить спокойно, но чувствую, что у меня в любой момент может опять начаться истерика. А Каролина, похоже, еще сильней в меня вцепилась. Завтра синяки будут. И что, она так и будет на мне сидеть теперь? Да, наградил Бог семейкой!
– Мама, ты не могла бы нам помочь? Только аккуратнее, здесь скользко.
Не говоря ни слова, она осторожно приближается к нам. Вначале помогает встать Каролине, потом с ее помощью поднимает меня. Смотрит на нас критически.
– Я надеюсь, вы понимаете, что если я узнаю, что вы... – замолкает, переводит взгляд с меня на Каролину и обратно: – Убью обеих, ясно?
Синхронно ей киваем. Судя по ее тону и взгляду, она готова провести остаток жизни в тюрьме за двойное убийство. Разворачивается и уходит, никак не прокомментировав сегодняшние происшествия. Неужели увиденная сцена так на нее подействовала? Кстати, а душ мне принять по-человечески так и не удалось… Выпроваживаю Каролину из ванны. Я хочу законно положенный мне сегодня душ!
Завернувшись в полотенце, выхожу в комнату. Каро сидит в пижаме за компьютером и вяло щелкает мышкой. Подхожу ближе. Все ясно, фотографии смотрит. На одиннадцатый день рождения Андреа подарила мне ноутбук, а Каролине цифровую зеркалку. Впервые мы получили разные подарки, и это было здорово. Ага, вот и наши довольные физиономии, все в мороженом или в шоколаде. А вот здесь я не удержала в руках манго и благополучно испортила мамино платье за десять тысяч. Помнится, она не особо была довольна таким поворотом событий. Мы в Лондоне. А это Париж. Андреа сидит на парапете на набережной Арно. Андреа и мама на Лазурном берегу. А вот они же в Венеции. На Неделе Высокой Моды в Милане. А это мы стряпали пирог с вишней. Коржи сверху подгорели, а внутри не пропеклись, и Андреа просто смешала вишню со взбитыми сливками и мороженым. Кофе в постель нашим любимым женщинам. Смущенная Андреа и невозмутимая мама. Шесть лет жизни в этих фотографиях.
– А если ничего не получится? – Кесс говорит так тихо, что я с трудом разбираю ее вопрос. – Если она не вернется?
Обнимаю ее за плечи, прячу лицо во влажные волосы на макушке. Должно получиться, сестренка. Потому что иначе, до того, как мама убьет нас и сядет, сяду я – за убийство этого мартовского кота.
– А теперь рассказывай! – я падаю на кровать, при этом еле успев поймать полотенце.
Каролина злорадно улыбается, открывая новую папку с фотографиями. Она все сняла?! У меня просто нет слов. Если бы я уже не сидела на кровати, то просто бы рухнула на пол в очередном приступе гомерического хохота. Великолепно! Завидую я маминой выдержке. И ведь ни слова не сказала! Просто открыла все окна, а неудавшегося любовника посадила на такси в халате Стивена и отправила домой.
Можно сказать, день удался.
***
До вылета час. Сидим в кафе. Андреа пьет кофе, мы – горячий шоколад. Вокруг шумит аэропорт. Кесс пытается убедить Андреа разрешить ей сесть за руль, когда мы прилетим в Лос-Анджелес, но Энди, по всей видимости, не испытывает особого энтузиазма по этому поводу. Первый опыт вождения для моей сестры закончился внушительной царапиной на маминой зеленом «Порше». Страшно даже вспомнить, что потом творилось! Андреа была готова закрывать Кесс собственным телом. Честно говоря, в тот день я уже совсем решила, что останусь в семье единственным ребенком… Наконец, Андреа поддается на уговоры, и Кессиди просто сияет от счастья. Чувствую, поездочка предстоит веселая. Скрипучий мерзкий компьютерный голос объявляет о посадке. Наш рейс. Андреа достает портмоне, и я замечаю фотографию мамы и улыбаюсь сама себе. Какие же они обе упрямые и вредные! И как обе не любят признавать свои ошибки. Раньше все было чуть иначе. Раньше они могли говорить, могли слушать друг друга, самое главное могли слышать. А сейчас… Сейчас Андреа слишком сильно обижена. А мама… мама – как всегда, допустила ошибку и теперь уже ни за что не признает этого. А может, просто боится. Тупо останавливаюсь в проходе от такой дикой мысли. Мама боится? Чувствую сильный удар в спину и ругань. Кессиди, не успев затормозить, влетела в меня.
– Черт! Каро, ты чего?
– Извини, – не двигаюсь. Поразившая меня мысль наконец начинает приобретать форму. А ведь этим можно все объяснить.
–Каро… Шагай, мы создаем пробку! – шипит Кесс, настойчиво разворачивая меня и подталкивая вперед.
Киваю и молча иду вперед. В самолете не просто прохладно, а холодно, кондиционер шпарит так, что, кажется, я скоро превращусь в сосульку. Кутаюсь в плед и еще сильнее прижимаюсь к Энди, она сидит между нами. Нежно улыбнувшись, она обнимает меня за плечи.
Энди… я просто не представляю нашей жизни без нее. Уже не представляю. Опускаю голову ей на плечо. Господи, а ведь все так легко можно объяснить. Она боится потерять ее и поэтому отталкивает. Дьявол, а ведь она всегда этого боялась! Боялась, что Энди уйдет. Что рано или поздно она просто уйдет, устав от ее невыносимого характера, устав вечно делить ее с «Подиумом». И разница в возрасте, ведь она все-таки есть… Вот черт. Тру переносицу, Энди замечает мой жест и с нежностью целует в макушку.
– Все будет хорошо, малыш, правда, – какой у нее мягкий ласковый голос. И что я буду делать без этой ее заботы и нежности? Без ее постоянного присутствия рядом? Ждать этого от мамы – все равно, что ждать тепла от айсберга.
Весь полет Кесс долбит по клавишам. Андреа читает, держа книгу одной рукой; вторая лежит у меня на плече, и пальцы нежно массируют затылок. Закрываю глаза, еще сильнее прижимаясь к ней. Не смей меня оставлять!
– Не смей меня оставлять, – шепчу почти беззвучно, но она слышит.
– Никогда, – еще один легкий поцелуй касается волос. Почти неуловимый, почти нереальный. Засыпаю, слушая ровный стук ее сердца.
***
Каролина просто не отлипает от Энди. Весь полет проспала у нее на плече, и сейчас, будь ее воля, уселась бы рядом на переднем сидении. А так сидит сзади. Выглядит она не очень довольной. Видимо, еще не забыла, как я поцарапала «Порше». Ну, с кем не бывает? Ну, не смогла я объехать тот чертов мусорный бак, и что? Переключаю скорость и с силой жму на газ. Мотор начинает рычать, и машина быстро разгоняется. Лавирую между машин. Жаль, что сейчас мы не на мамином кабриолете.
– Кессиди, – голос Энди звучит строго, почти угрожающе. В зеркало заднего вида вижу, как Каролина хватается за ручку и заметно бледнеет. Машина мчится по хайвею, из колонок несется какой-то танцевальный микс. Плохо в этом разбираюсь, для меня вся современная музыка на один мотив. Каро вроде бы расслабилась, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Я люблю Лос-Анджелес, люблю этот город за теплые воспоминания, связанные с ним, за все что было. Улыбаюсь. Андреа тянется к магнитоле, включает вместо радио CD-плеер. Мягкий звук наполняет салон – грустный, с надрывом, голос Кейт Буш. Боковым зрением вижу, как Энди тоже закрывает глаза и расслабляется в кресле. Хотелось бы мне прочитать сейчас ее мысли. Думает ли она о маме? Да. На губах легкая мечтательная улыбка. Должно быть, это город так действует. Сворачиваю с трассы, спускаюсь по извилистой дороге к пляжу. Вот он, наш дом на берегу, стоящий на отшибе: позади горный склон, впереди море и, куда ни бросишь взгляд, только золотой песок. Паркую машину в гараже под домом. Выходные – это чертовски мало. Достаю остатки вещей из багажника, поднимаюсь на террасу. Каро уже успела переодеться и теперь разбирает пакет с продуктами. Ее ненаглядный фотоаппарат лежит на барной стойке. Подхожу и, стащив яблоко, с удовольствием впиваюсь в него зубами.
– Оно немытое, – она ехидно ухмыляется.
– Ненавижу, – приходится мыть уже надкушенное яблоко. – Будем рассказывать Энди, какой теплый прием мы оказали этому мистеру Пэрису?
Каролина пожимает плечами. Ну, и что все это значит? Возникает острое желание чем-нибудь ее стукнуть. Больно стукнуть.
– Что это нам даст?
Ну не знаю, может, это хоть немного развеселит Энди? И она посмеется, представив выражение лица этого ловеласа, когда из душа на него полилось содержимое канализации. Потому что это было шоу. Самое настоящее шоу.
– Это было весело, – грызу яблоко.
Снова кивает.
– Да, но... – убирает сыр и нарезку в холодильник. Медленно плотно закрывает дверцу. – Но она привела его домой…
Черт. От собственного идиотизма хочется побиться головой об стену. Что с тобой, Кесс? Ну конечно. Она привела его домой. Они могут встречаться. Даже думать об этом не хочу. Что она пытается доказать? А главное, кому? Себе, Энди, нам?
– Плохая идея.
Каролина кивает. Что с ней сегодня? Переклинило, что ли? Да и грустная она какая-то… Что-то не так. Но об этом я сейчас думать не буду, сейчас есть дела поважнее. Андреа выходит из комнаты в шортах и топе и широко улыбается нам.
– Закажем пиццу? Или мне что-нибудь быстро приготовить? – смотрит вопросительно.
– Приготовить! – отвечаем хором, и она смеется. И на секунду мне кажется, что ничего не изменилось. Лето. Мы втроем на море. И, может быть, скоро приедет мама.
– Тогда что насчет омлета с сыром, зеленью и помидорами?
– Отлично! – и снова хором.
Она кивает.
***
Выходные пролетели слишком быстро. Почти незаметно. И мне чертовски не хотелось уезжать, не хотелось прощаться с ней в аэропорту, потому что за нами прислали водителя. Удивляюсь, как мама не забыла? И тут же усмехаюсь: скорее всего, об этом позаботилась ее секретарша. Так же, как она заботится о подарках нам на День Рождения и на Рождество. Энди всегда покупала подарки сама, и всегда это было что-то особенное, индивидуальное. Мне одно, Кесс другое. Так делала только она. В машине обе молчим, Кесс смотрит в окно. Тихо. Даже музыка не играет. Откидываюсь назад и закрываю лицо руками.
– Если ничего не получится, я хочу остаться с Андреа, – говорю как-то сразу, без предисловий. Эта мысль уже давно не покидает меня.
– Мама не разрешит.
– Я могу попытаться.
– Я? – наконец она поворачивается ко мне. Смотрит внимательно, пристально. Делается немного не по себе. Я смотрю на нее, как на свое отражение. Понимаю причину ее удивления. «Я». «Я хочу остаться с Андреа». «Я могу попытаться». «Я», не «мы», как было всегда. «Я…»
– Я не хочу как раньше.
– Как раньше не будет.
– Ты так в этом уверена?
– Да, она пойдет до конца.
Понимаю, что Кессиди не намерена отступать. Киваю. Вот за это я и люблю свою сестру.
Дома пусто. Ну, разумеется, мама еще на работе. Пока Кесс заказывает ужин, я разбираю вещи, потом переписываю фотографии на компьютер. Я почти не расставалась с фотоаппаратом. Много фотографий, мне хотелось, чтобы было как можно больше воспоминаний, хотелось запомнить все. Надеюсь, мне удалось. Останавливаюсь на одной из фотографий. Энди стоит на террасе, облокотившись на ограждение, и смотрит на море, на закат. Растрепанные волосы, расстегнутая рубашка, голубые джинсы, закатанные до колен, босые ноги. И она безумно красива в этом золотисто-алом свете уходящего дня. Так красива в своей невероятной грусти… Господи. Неожиданно для самой себя понимаю, отчетливо, ясно – да я же сама влюблена в нее! Черт. Не могу сдержаться и не выругаться. Вот угораздило-то!
– Эй, пиццу привезли, – Кесс стоит в дверях, вопросительно смотрит на меня.
Киваю, с трудом встаю с кресла. Похоже, без детоубийства точно не обойдется. Она смотрит на меня как-то странно, когда я как зомби прохожу мимо нее и выхожу в коридор.
На ужин салаты и пицца. Сидим вдвоем в огромной столовой напротив друг друга, едим молча. За последние недели это стало нормой. Раньше все было иначе. С тех самых пор, когда появилась Энди. Она чуть ли не силой вытаскивала маму из редакции и везла домой. Мы ужинали вчетвером. Теплыми вечерами – гуляли, а когда было холодно, сидели у камина в гостиной. И иногда она забывала про свою «книгу». Пусть ненадолго, но забывала. А потом она вошла в совет директоров. Ей предлагали уйти с поста редактора, найти себе достойную замену; она отказалась. Как она могла оставить «Подиум»? Разумеется, никто, кроме нее, не смог бы справиться с этой работой. Никто.
– Незаменимых людей нет, Миранда, – голос Энди звучит холодно ровно, она стоит возле окна и курит.
Я никогда не слышала, чтобы она говорила с мамой таким тоном. В тот вечер мы хотели дождаться ее, не спали. Когда внизу хлопнула дверь, осторожно спустились вниз и увидели маму. Она казалась… растерянной. Маска равнодушия ее подвела, наверное, впервые.
– Энди, – неуверенно шагает к ней.
– Ты хотела уйти.
– Я не могу. Этот журнал – моя жизнь. Он мне необходим…
– А мы? – Андреа поворачивается, топит сигарету в пепельнице. – Мы нужны тебе, Миранда? Я, твои девочки?
– Не говори глупостей! – она опускает голову ей на плечо, обнимает за талию. Несколько секунд Энди не двигается, но потом тоже обнимает маму за плечи и крепче прижимает к себе.
***
Телефон надрывается, кажется, у самого уха. Не открывая глаз, пытаюсь нащупать на тумбочке неугомонный аппарат. Все, что там стояло или лежало, летит вниз. Черт, видимо все-таки придется поднапрячься и открыть глаза. С большим усилием заставляю себя сесть на кровати; разлепляю совершенно не желающие разлепляться веки. Секунду-другую просто тупо шарю глазами по сторонам. Где эта чертова трубка? Ага! Выуживаю из груды вещей на полу злосчастный «Самсунг».
– Да! – на другом конце раздается насмешливый голос Найджела. Он как всегда в отличном настроении. И как ему это удается в такую рань? Беглый взгляд на циферблат… мда, половина первого – это не так уж и рано. И что мы делали полночи? А, ну конечно! После того, как моя обожаемая сестра неделю изводила меня своей постной физиономией и постоянной депрессией, я не выдержала и прижала ее к стенке, можно сказать, в прямом смысле! И что я в итоге узнала? Что она влюблена в Андреа! В нашу Андреа! У меня наверняка случилась бы истерика, если бы не ее глаза, такие невыносимо печальные… Только этого нам и не хватало! Прямо-таки картина маслом: «Мама, а знаешь, если ты немедленно ничего не предпримешь, то твоя собственная дочь уведет у тебя Энди». Интересно, в таком случае она убьет нас обеих или ограничится Каролиной? Остается надеяться, что эта влюбленность Каро в собственную, можно сказать, мачеху, вскоре пройдет. Потому что одна я с осуществлением моего гениального плана не справлюсь! Найджел бодрым тоном докладывает, что его работа выполнена. Пакеты с платьем и костюм привезут около трех. О продуктах и вине позаботилась Эмили. И с расписанием мамы на следующую неделю она тоже разобралась. С усмешкой он добавил, что Эмили пожелала нам удачи. И что чем быстрее мы их помирим, тем лучше. Видимо маму совершенно невозможно стало терпеть, раз уж сама Эмили хочет, чтобы Энди вернулась, хотя… Усмехаюсь. Они до сих пор грызутся друг с другом как кошка с собакой, постоянно язвят друг дружке, но в то же время всегда готовы прийти на помощь, если что не так. Какая-то специфическая разновидность дружбы. Чем-то напоминает начальную школу, когда пихаешь и толкаешь того, кто тебе симпатичен. Значит, дело за малым. Свести их вдвоем в коттедже Найджела на озере. Так, Кесс, за дело!
После душа я могу сказать, что начинаю ощущать себе человеком, который даже не сильно-то и хочет спать. Каролины в комнате уже нет, впрочем, как и ее фотоаппарата. Вроде бы утренняя пробежка в парке должна была закончиться? И где ее носит? Спускаюсь вниз. На столе уже остывший завтрак и записка. «Надо проветриться. Ушла кататься на роликах. Не звони. Скоро вернусь. Каро». Ясно. Решила в одиночестве обдумать ситуацию. Ну, посмотрим. Быстро сметаю холодные оладьи, перед этим щедро полив их шоколадным сиропом. Не так вкусно, как горячие, но сойдет. Умеет она готовить, когда захочет. Надо будет заставить ее приготовить сегодня ужин, а то еда на заказ мне уже порядком поднадоела. Вот, честно, не могу понять, каким образом, почти не появляясь дома, мама умудряется с такой завидной регулярностью увольнять прислугу? Ее секретарша просто не успевает искать новую. Кажется, что единственный, кто держится у нее уже очень давно, это ее водитель. Кстати! Набираю номер Юрия. Длинные гудки. Потом быстрое «перезвоню» и короткие. Видимо, он как раз куда-то везет маму. Что же, ждем.
Через полчаса телефон вновь оживает. Разговор длится недолго; я давно уже ввела его в курс дела. Надо было видеть выражение его лица, когда я закончила излагать ему свой план. У него в глазах совершенно явно читалось желание сдать меня в дурдом. Он, человек привычный к нашим выходкам, не ожидал подобного. Но под конец с улыбкой пообещал, что будет носить маме передачки в тюрьму, когда ее посадят за убийство собственных детей. Вот честно скажу, подобные шуточки последнее время не кажутся мне смешными.
Каролина заявляется домой часа через два, когда мне уже стало достаточно скучно, чтобы плюнуть на ее «не звони» и позвонить. Все-таки мы всегда были вдвоем. Почти неразлучны. И мне сложно привыкнуть к ее отсутствию, пусть даже такому непродолжительному. Заходит, кидает короткое «привет» и идет в душ. Интересно, до чего она там додумалась? Не могу сдержать смешок, вспоминая недавние приключения в душе. Ну-ну. Проветрилась?
– Ну и?
– Что?
– Не увиливай.
– Я не увиливаю, – фыркает, садится на кровать и начинает вытирать волосы. Вздыхаю с наигранной обреченностью и подхожу к ней.
– Чем закончилось твое проветривание?
– Ничем, – из-за полотенца мне почти не видно ее лица. Осторожно приподнимаю угол.
– Каро?
– Я в норме, – она улыбается. – У наших агентов все готово?
– Да!
***
Энди подозрительно смотрит то на меня, то на Кесс.
– Найджел разрешил вам провести выходные в своем доме на озере?
– Да.
– Найджел?
– Да.
– Найджел?
– Ну да…
Достает мобильник, звонит Найджелу. Разговор длится от силы минуту. После чего она отключается и снова смотрит на нас, правда, все еще с подозрением.
– Вот уверена я, что здесь что-то не так, – наконец произносит она со вздохом. – Слишком хорошо я знаю вас и Найджела. И это его «ну, разумеется, Энди, дорогая, я разрешил девочкам провести время в моем загородном доме, что здесь такого?» – звучит неубедительно. Для меня так точно.
– Да брось, Эн! – Кесс широко улыбается. – Посмотри в наши честные зеленые глаза!
– О да! – она театрально вскидывает руки и закатывает глаза.
Смеемся.
– Вы меня в могилу сведете!
– Ну что, поехали? – Кесс кивает в сторону своего красного «Фольксвагена». Подарок любимого папочки на последний день рождения. Мой остался стоять в гараже. Он даже машины подарил нам одинаковые! Надо бы перекрасить свою. Мне совершенно не нравится этот цвет.
В машине играет Аланис Морисетт, Кесс тихо насвистывает мелодию. Мы с Энди вполголоса разговариваем на заднем сидении. В этот раз она села со мной. Достаю пару фотографий с нашей последней поездки, протягиваю ей. Она улыбается.
– Потрясающе, малыш! Они великолепны. Может быть, тебе стоит подумать о карьере фотографа?
Я киваю. Я уже думала об этом. Меня не устраивает только одно – я определенно не хочу снимать для модных журналов. Боюсь, «Подиума» мне хватило на всю оставшуюся жизнь. У меня просто аллергия на это словосочетание. Машина идет ровно, неторопливо. Ко всеобщему удивлению, Кесс не несется так, словно ей жить надоело. Дорога ей уже знакома. Последние пару дней мы регулярно сюда наведывались, чтобы изучить местность и подготовить все в доме. Тот оказался небольшим, но очень уютным. Он был спрятан среди высоченных сосен на берегу озера. Место, достаточно далекое от цивилизации и довольно уединенное. Усмехаюсь. Такое расположение нам на руку. Правда, пришлось попортить телефонные кабели, но Кесс клятвенно пообещала Найджелу, что потом обязательно вызовет телефонного мастера. Он смирился. А что ему еще оставалось?
Подъезжаем. Кесс загоняет машину за дом, так чтобы ее не было видно со стороны основного въезда. Энди, как зачарованная, оглядывает окрестности. Природа здесь и правда восхитительная, дух захватывает.
– Не знала, что у Найджела есть дом в таком потрясающем месте.
– Он сказал, что редко приезжает сюда… К сожалению, – улыбаюсь.
– Ну, насчет редко – это понятно, – многозначительно киваем друг другу.
– Эй, вы так и будете пялиться по сторонам? – раздраженный голос Кесс раздается откуда-то сверху. Она стоит на крыльце.
– Пойдем! Лично я собираюсь отправиться купаться и хочу это сделать до темноты! – она выразительно смотрит на меня.
Черт. Я отвлеклась. Пока Энди любовалась местностью, я любовалась ею. Какая же она все-таки красивая… Дьявол, я ведь решила не думать об этом, ну, хотя бы попытаться.
Поднимаемся наверх. Кесс самозабвенно роется в спортивной сумке. Наконец выуживает оттуда купальник, потом еще один – и кидает мне. Критически смотрит на Энди.
– Я надеюсь, ты не забыла купальник?
– Ну разумеется, нет, – Андреа показывает нам язык. – Где ванна?
– Там где-то, – Кесс, неопределенно взмахнув рукой, снова зарывается в сумке. Энди качает головой.
– Ладно, найдем, – и она скрывается из виду.
Я поворачиваюсь к сестре.
– Когда Юрий привезет Найджела и маму?
Она смотрит на часы, что-то мысленно прикидывает:
– Через два часа.
– Не могу даже предположить, как им удастся ее сюда затащить? – даже моей больной фантазии не хватит на то, чтобы придумать хоть одну разумную причину, чтобы мама сюда приехала. Думаю, фантазии Кесс тоже на это не хватит. А моя с ней и рядом не валялась.
– Это его трудности. Я просто не оставила ему выбора, – она хищно улыбается. Определенно, что-то она не договаривает… С желанием немедленно все у нее выпытать придется, к сожалению, повременить – в комнату возвращается Андреа, уже в купальнике и прозрачной шелковой рубашке.
– Так, а почему это вы еще не готовы? – смотрит на нас в недоумении.
– Ну, кто первый до ванны!? – выкрикивает Кесс и срывается с места, я еле поспеваю за ней. В итоге дверь захлопывается прямо перед моим носом. Черт. Ну и ладно. Где-то здесь была еще одна уборная.
***
Вода прохладная и кристально чистая. Как же хорошо! С головой ухожу под воду и стараюсь продержаться как можно дольше. Только когда легкие начинает жечь, всплываю и судорожно ловлю ртом воздух. Бесподобное ощущение. Каролина с Энди сидят на расстеленном на причале полотенце и о чем-то разговаривают. Каро то и дело поглядывает на часы. Подплываю к ним, выбираюсь из воды и сажусь рядом. Энди рассказывает о работе. Оказывается, этого как-там-его зовут Джеем. Он только закончил колледж, художник, хочет стать дизайнером. Андреа взяла его к себе секретарем.
– Найджел посмотрел его рисунки, ему понравилось. Думаю, со следующего месяца он начнет с ним работать. Придется мне искать нового секретаря, – вздыхает она с наигранной обреченностью. Смеемся.
– Правда, отличный парень. Исполнительный, – Андреа легонько треплет Каро по волосам и улыбается. Потом встает: – Как вода, Кесс?
– Отличная! – неожиданно замечаю у нее на на ноге кое-что, чего там раньше точно не было.
– Энди! – хватаю ее за руку, прежде чем она прыгнет с причала. – Что это?
– Где? – в недоумении смотрит на меня, потом перехватывает мой изучающий взгляд и начинает краснеть.
– Ну… Татуировка…
Татуировка? Каролина быстро придвигается ко мне и тоже начинает изучать замысловатый рисунок на правой лодыжке Андреа. Сначала кажется, что это какая-то абстракция, множество линий, переплетенных друг с другом, но, присмотревшись, я понимаю, что это не так. Это две буквы, слившиеся настолько, что почти не разберешь, где заканчивается одна и начинается другая. Но я различаю их. «М» и «А». Ошарашенно поднимаю голову. Энди лишь смущенно улыбается, а потом, воспользовавшись моим замешательством, прыгает в воду.
– Сколько времени?
– Если исходить из того, что они не опоздают, то... – Каролина снова смотрит на часы: – Около получаса.
– Пора линять…
Пока Андреа принимает душ, забираю наши сумки и ее вещи. Спускаюсь к машине как раз в тот момент, когда на подъездной дорожке появляется серебристый «Мерседес» мамы. Отлично, точно по расписанию. Ну, Найджел, теперь твоя очередь… Каролина прыгает на переднее сидение. Подождав, пока они скроются за углом дома, выруливаю на дорогу и выжимаю газ. Буду надеяться, Найджел и Юрий постарались, чтобы мама нас не заметила…
***
Она все-таки заставила меня готовить ужин! Черт бы ее побрал. И зачем я только на это согласилась?! Достаю из духовки противень с ароматной запеченной картошкой. Тут же в кухне появляется Кесс. Она что, учуяла запах еды аж из комнаты? Смотрит голодными глазами. Так, куда?! Руки! Едва успеваю поставить противень на плиту, как она тут же накидывается на еду.
– Кессиди! Руки! Убери руки! Да подожди ты, оголодавшее создание!
Кесс смачно матерится, но все равно хватает куски картофеля прямо руками. Торопыга! Да возьми ты вилку! Бесполезно… Господи, когда дело касается еды, а особенно вкусной еды, мозг у моей сестры отключается напрочь. Сажусь напротив и с улыбкой наблюдаю, как она уплетает за обе щеки, довольная как слон. Вот и Андреа ведет себя с голодухи точно так же. Просто удивительно.
Телефонный звонок разрывает тишину пустого дома. Вздрагиваю от неожиданности и разливаю чай на стойку. Дьявол. Снимаю трубку.
– Просто хотела спросить, сколько вы планируете их там держать? Мне освобождать расписание Миранды еще на неделю? – она вроде как недовольна, но в тоже время в голосе чувствуется улыбка.
– Продуктов там на неделю, так что в воскресенье все равно придется ехать…
– Кому, интересно? – теперь в голосе Эмили отчетливо слышится ехидство.
– Ну… Кто там ее личная помощница? – злорадно улыбаюсь и слышу, как на другом конце провода что-то падает, затем следует легкий вскрик Эмили.
– Черт! Я надеюсь, это была шутка, Каролина…
– Что ты, какие уж тут шутки, – подмигиваю Кессиди, переставшей на некоторое время есть. Та неприлично зло смеется с набитым ртом. Ну что за манеры! Закончив разговор с Эмили, кладу трубку и поворачиваюсь к сестре. Та умудрилась уже наполовину опустошить противень.
– Мне оставь, обжора!
– Угу, – и продолжает есть. И куда в нее столько влезает?
– Все, хватит! – встаю и отбираю остатки картошки. Я тоже есть хочу. Пока я расправляюсь с остатками своего кулинарного шедевра, она варит кофе. Это единственное, что она способна сварить, при этом не залив, не испортив, не испачкав и не спалив все вокруг. – Кесс... – на секунду она отвлекается от колдовства над туркой и поворачивается ко мне. – Я, конечно, не хочу показаться безнадежным пессимистом… но…
– Что?
– А кто поедет смотреть, как они там?
Сначала она недоуменно смотрит на меня, потом выражение ее лица меняется. О-па, похоже, это единственная деталь, которую она не предусмотрела.
– Ну… Сейчас сварю кофе и буду думать.
Гениальный ответ, милая. Просто гениальный! А о чем ты думала раньше? Дьявол.
***
Осторожно подъезжаю к дому. Так, вроде бы видимых разрушений не наблюдается. Хотя уже смеркается, так что кто знает, кто знает! Но будем надеяться, что и внутри все относительно спокойно. Вопросительно смотрю на Каролину, но та лишь отрицательно мотает головой. Правильно, у кого из нас ярче выражена склонность к суициду? Правильно, у меня. Поднимаюсь на крыльцо, обхожу вокруг дома. Там есть стеклянная терраса с видом на озеро, через нее довольно легко можно проникнуть в дом. Я как-то не горю желанием входить через парадные двери… Перелезаю через невысокие поручни; дверь открыта, но в комнате никого. Прохожу в коридор. Как-то подозрительно тихо. Я надеюсь, мама не убила Энди и не спрятала труп, и не сидит сейчас где-нибудь за углом со сковородкой наизготовку. С трудом подавляю смешок – как бы мне действительно не досталось по голове чем-нибудь тяжелым. Осторожно заглядываю в каждую комнату. Пусто. Что-то здесь неладно… Они не могли отсюда выбраться: машины у них не было, телефона тоже, лодка не заправлена, а пешком топать тут до ближайшего места обитания людей километров восемьдесят. У Андреа из одежды только халат и купальник. Если верить Найджелу, то мама осталась в одном нижнем белье и халате. Хотела бы я посмотреть, как Найджел опрокинул на нее банку с краской! Ничего умнее ему в голову просто не пришло. Эх, жаль, некому было запечатлеть это для потомков. Что-то я отвлеклась… Где они?! Легкий сумрак уже начинает проникать в дом. Стараюсь двигаться как можно аккуратнее; свет включать мне как-то не хочется. Подхожу к лестнице и замираю. Какая идиллия. Несмотря на теплую погоду в гостиной зажжен камин. На полу напротив расстелен плед, на нем ваза с фруктами, рядом бутылка вина. Энди сидит, спиной опираясь на кресло, мама лежит рядом, ее голова на коленях у Андреа. Та легонько перебирает пальцами белоснежные пряди. Хорошо еще, что на обеих халаты, иначе такой моральной травмы мой неокрепший организм точно бы не выдержал. Но, черт, как же они хорошо смотрятся вместе! Они просто созданы друг для друга. Но – самое главное! – все получилось! Получилось! Я же сама не верила, что эта безумная идея сработает! Но все получилось. Тем временем Энди наклоняется и нежно целует маму в губы. Так… Пора мне делать ноги отсюда. Продукты можно будет просто завезти ночью.
– Кессиди!
Поздно! Черт. Мама меня заметила. Предпринимаю попытку к бегству, но голос мамы заставляет меня буквально застыть на месте. Не помню, когда последний раз она говорила со мной таким тоном, наверное, когда разлила сок на ее «книгу». Но тогда это получилось случайно. Честное слово!
– Кессиди, стоять!
Как-то уж больно резво они добрались до лестницы... Правильно, за неделю отдохнули, хотя отдых и не входил в их планы. Но выглядят обе и правда отдохнувшими и посвежевшими.
– Кессиди... – как-то больно ласково она ко мне обращается. С подозрением смотрю на приближающуюся маму, судорожно просчитывая пути к отступлению. Понимаю, что шансов у меня нет. Что ж, буду кричать. Каролина услышит и успеет сбежать. Хотя водит она просто отвратительно, гораздо хуже меня.
– Кессиди, а где твоя сестра? – голос Андреа звучит тоже очень ласково и нежно. Ой, не нравится мне это…
– Вам до нее не добраться!
Смотрят на меня как-то странно.
– Солнышко, с тобой все в порядке?
Пока да, но, судя по всему, это ненадолго.
– Кесс, у тебя деньги с собой?
– Что? – о чем она? Какие деньги? Тупо киваю.
– Отлично, у нас еда почти закончилась. Съезди в магазин, – Андреа достает из кармана список и протягивает мне. Машинально беру бумажку. Ни фига себе списочек! Клубника и взбитые сливки?! Что-то мне подсказывает, что они не есть это собрались. Точнее, есть, но… тьфу! Встряхиваю головой. Не надо! Я вполне могу прожить и без подобных мыслей!
Андреа мне улыбается, потом наклоняется и целует в щеку:
– Спасибо, малыш.
Уже у самой двери меня останавливает голос мамы:
– Передай Эмили, что следующую неделю меня тоже не будет.
24.01.07.